Ко Дню Победы

К главному редактору газеты «Ингушетия» обратился один из читателей периодического издания, который уже 32 года проживает в другом регионе России, а именно – в Магадане. Судя по письму, он живо интересуется событиями, происходящими на малой родине. Приведем фрагмент из письма. Мустафа Барго, как он представился (это – псевдоним) пишет: «Я учитель по образованию, работаю директором детского дома. В свободное время занимаюсь литературным творчеством. В настоящее время работаю над романом «Фонтанная».

Фонтанная – это улица в старом Малгобеке. Название романа является символом всей России. В романе освещаются события, происходившие в нашей стране через жизнь жителей Фонтанной.

После сказанного Вам станет понятно, почему я решил отрывок из романа опубликовать именно в газете «Ингушетия».

Есть еще одна причина, по которой я хотел бы, чтобы Вы в канун Дня Победы опубликовали этот отрывок из романа. В Малгобеке живет и еще трудится дочь женщины, которая послужила прототипом тети Сони, и опубликование при жизни ее считал бы крайне важным».

Мы не могли не откликнуться на эту просьбу, но не беремся судить о литературных достоинствах и недостатках произведения. Отметим только, что фрагмент из романа трогает тем, что в нем рассказывается о взаимоотношениях соседей и реальных событиях, происходивших во время Малгобекской оборонительной операции осени 1942 года. Также в произведении поднимается больная тема выселения ингушского народа в Казахстан и Среднюю Азию в феврале 1944 года. Далее мы публикуем фрагмент из романа «Фонтанная».

Мустафа Барго

ТЕТЯ СОНЯ

Следы прошедшей войны ощущались здесь повсюду. Здесь жили особенные люди. Великие люди, с героическим прошлым, которое они ежедневно воплощали в обычную, незатейливую жизнь. Много лет спустя это всё войдет в высокое звание – Город Воинской Славы.

А через дорогу, слегка так, наискосок, жила легендарная тетя Соня. Она была высокой, крепко сложенной и, на вид, суровой женщиной. Так нам казалось в детстве. Ходила она, как и все вокруг, в черных или темно серых одеждах: платье или юбка ее были до щиколоток, а впереди облегал ее полную фигуру фартук с большими карманами, по цвету почти сливавшийся с одеждами…

Она редко смеялась, хотя всем окружающим, при встрече, на миг доставалась ее скромная улыбка. Нам тогда она казалась очень доброй. Может быть, тетя Соня ничего не видела вокруг такого, чему можно порадоваться или посмеяться. Кто его знает?

Говорила всегда одинаково ровно. Грубый голос, очень часто принимаемый за мужской, был слышен на всю улицу. Впрочем, говорила она всегда мало. Да и с кем ей было говорить? Вечно занятая по дому и в саду, выходила на улицу она редко. Только по какой-либо надобности иногда наведывалась к соседям. Её небольшой домик утопал среди фруктовых деревьев и густых кустов сирени.

В конце сада-огорода росли сочные кусты южного винограда, чьи огромные гроздья до самой глубокой осени расточали сладкий аромат. Сначала бурые, а потом черные ягоды высовывались из густых зеленых кустов, ожидая, кто же их сорвет. А собирать урожай никто не спешил. Все делалось размеренно и четко в свой срок. Это мальчишки спешат вечно куда-то. А эти люди никуда не спешили и не торопили событий. Обладая какой-то высшей мудростью и выдержкой, они встречали неизбежное и тогда поступали так, как и должно поступать. Они, казалось, были собраны из какого-то особо прочного материала и обладали очень высоким чувством собственного достоинства и никогда не поступали наобум, а только строго по разумению…

Сама история появления тети Сони, в этих местах была столь же загадочной, как и все, что было связано с ней, но очень хорошо соотносилось с судьбами всех жителей этой загадочной улицы. Тетя Соня была дочерью походного атамана станицы из Ростовской области, полного Георгиевского кавалера. Отец ее – политический каторжанин, умер на шахте, прикованный к тачке, после четырнадцати лет ссылки. Когда начались аресты по «Шахтинскому делу», не стала тетя Соня ждать, когда придут за ними. Глубокой темной ночью, уговорив мужа, собрала всех четверых детей, прихватила семью сестры мужа, и приехала строить газовый завод здесь, на Терском хребте, в Ингушетии.

Жили в бараке, работали с мужем на стройке газового завода. А после работы делали саман и постепенно построили небольшой домик. Но нагрянула война, будь она неладна. Проводила на фронт мужа, двух сыновей, а когда исполнилось восемнадцать, и Надя, старшая дочь, ушла Родину защищать!

Бои шли ожесточенные. Да так, что за месяц город 14 раз переходил из рук в руки. Твердо решила тетя Соня, что свой дом она не покинет. Сад, огород, все вокруг было изрыто окопами. Непрерывно шли бои – рвались снаряды, как мухи летали пули. Так и жила на передовой с младшей, двухлетней, дочкой Валей!

Днем тетя Соня варила нашим солдатам похлебку из кукурузы, а ночью они приходили и забирали.

Как-то двое молоденьких солдат пришли за похлебкой уже под утро. Спустилась тетя Соня в погреб за чугунком, а в это время, пробегавший мимо, немец бросил в их сарай гранату. Один из солдат своим телом закрыл лаз в погреб, чем спас тетю Соню и девочку. Оба солдата погибли. Тетя Соня вместе с соседками-ингушками похоронила их в саду.

А ночью ей приснился один из погибших солдат и спросил: -Мать, ты почему меня похоронила не по-нашему?

— А как это, по-вашему?

-По-мусульмански.

-А я, сынок, и не знаю, как это.

Солдат подробно рассказал, как надо было его хоронить.

На следующий день, под огнем, тетя Соня вместе с соседкой Марьям перезахоронила его так, как он ей объяснил.

Той же ночью солдат вновь пришел к ней во сне, чтобы сказать ей спасибо за то, что она похоронила его по-мусульмански. И снова назвал ее матерью. Так и сказал: — Спасибо тебе, мать, за то, что облегчила мою душу и похоронила, как надо!

Тетя Соня навеки запомнила эти слова и всегда гордилась в душе, что сделала такое доброе дело. И слово «мать», сказанное до того незнакомым пареньком, навсегда врезалось ей в душу, и впредь она этих солдат воспринимала как своих детей.

Освободили город, а тут и муж вернулся с фронта, весь израненный и умер через два дня. Перед домом, в углубленном и расширенном окопе, тетя Соня с соседями похоронила его, сколотив гроб из артиллерийских ящиков.

Стояли морозы – 20-25 градусов. По всем склонам гор лежали тысячи замерзших трупов, словно овцы пасутся. Каждый день, с утра до вечера, вместе с соседями, хоронила тетя Соня погибших солдат. Постепенно налаживалась мирная жизнь. Тетя Соня вместе с соседями выстраивала ее, как могла, на свой прагматичный лад. Прежде всего, надо было восстановить покореженную, обуглившуюся от взрывов и огня, землю, чтобы кормить семью.

Засыпала окопы, десятки которых, как большие и тяжелые раны, широкими рубцами тянулись вдоль и поперек сада и огорода, заровняла землю и перекопала ее всю. От виноградника сохранились лишь отдельные кусты, и тетя Соня пересадила их в конец сада и тут же стала прикапывать молодые побеги землей, для их размножения. Такими же заботами были заняты и соседи. Особенно сблизилась Соня за годы войны с Марьям, которая жила чуть ниже их дома, и с которой она делила все тяготы, выпавшие на их долю.

Женщины каждый день старались помочь друг другу, поддержать, чтоб не падали духом, да и попросту, чтобы не сошли с ума от происходящего вокруг. Тетя Соня, как могла, поддерживала семью Марьям. Тяжелая женская доля, боль и страдания жен фронтовиков объединила их прочно. Марьям приходилось тяжело. Она с тремя детьми, старшему сыну исполнилось всего тринадцать лет, также находилась, как и десятки других семей, по сути, на передовой, рискуя погибнуть в любую минуту. От мужа с фронта Марьям давно не получала вестей. Последнее письмо было из Подмосковья, еще до самых кровопролитных боев там, а потом – тишина…

Часто, при встрече, Марьям с трепетом доставала таинственный треугольничек солдатского письма и, глядя на него мокрыми глазами, спрашивала у тети Сони: — Соня, как ты думаешь, живой он или нет?

-Конечно, он живой, — резко отмахивалась от невыносимо тяжелого вопроса тетя Соня. – Что с ним будет-то, с твоим мужем? Он, ведь у тебя вон какой проныра, он не только из войны, а из ада сумеет вырваться, этот твой Юсуп.

И видя¸ как светлеет от этого ответа Марьям, сама вспоминала своего мужа, Федора, который ушел на фронт в первые же дни войны и ни одной весточки не присылал, а потом неожиданно приехал, как будто попрощаться, и тут же умер.

В этот день тетя Соня работала не покладая рук, как всегда. С утра взялась перебирать картошку, — до марта оставалось всего немного дней, а там, в первой половине марта надо ее уже сажать, чтобы получить хороший урожай. С вечера и до глубокой ночи провела тетя Соня в стряпне. Задумала она назавтра, в день Советской Армии и Военно-Морского Флота, вместе с Марьям и детьми отметить этот святой праздник. Хоть и отодвинулся уже далеко от города фронт, но война бесчеловечная продолжалась, и ее отзвуки малгобекцы ощущали постоянно.

Испекла тетя Соня три кругляша хлеба, завернула его в чистое полотенце, достала варенье, которое она научилась варить без сахара, квашеную капусту и другую нехитрую снедь и легла спать, рядом с дочкой. Казалось, что не успела она уснуть, как громкий стук в окно разбудил ее. Она вышла. В темноте она не сразу разглядела Марьям с сыном, а скорее узнала по голосу.

— Нас выселяют, Соня, — сказала Марьям и громкий, скорее, рев, а не плач, раздался в темноте ночи. Казалось, этот рев гремел над всей Фонтанной.

— Что ты говоришь? — не сразу поняла Соня. И ей сразу показалось, что пришел и ее час расплачиваться за политические взгляды отца.

-Что случилось?

-Нас выселяют в Сибирь! Там дети, нам надо быстрее идти, — проговорила сквозь плач скороговоркой.

-Кто это сказал? — только и смогла произнести тетя Соня.

-Солдаты, они там, у дома…Соня, мы принесли мельницу, пусть она будет у тебя. Если вернемся… А если нет – то твоей останется, — выдавила из себя Марьям и показала на два огромных камня, которые они приволокли с сыном.

«Значит, и нас выселят»,- подумала тетя Соня. Она вспомнила, что целые народы, по какому-то зловещему графику, отправлялись в ссылку, и никто не мог сказать, когда же это закончится и кто будет следующим.

Тетя Соня, еще не понимая, что делает, скорее, инстинктивно, быстро вернулась в дом, схватила, свежий, еще теплый хлеб и сунула Марьям в руки.

— Спасибо, Соня,- сквозь плач проговорила Марьям, и еще сильнее раздался плач. – Соня, если Юсуп вернется с фронта, расскажи ему, что нас выслали, но мы сами не знаем куда. Может быть, он нас заберет домой…

Кажется, Марьям верила во всемогущество своего мужа-фронтовика. И они ушли в темноту. Было раннее утро, когда еще не наступил рассвет, но чувствуется, что самое темное время ночи осталось позади. Тетя Соня застыла как вкопанная, ошарашенная происходящим.

У калитки, за забором, долго стояла тетя Соня. Со всех сторон доносился плач женщин и детей, которых уводили в неизвестность, а ей вспоминалось, как она сама бежала со станицы от такой судьбы. Всеобщий плач детей и женщин, скорее, похожий на вой, долго еще раздавался в предрассветной тиши, то усиливаясь, то стихая, пока, наконец, не исчез совсем.

Большую, пугающую пустоту ощущала тетя Соня после высылки соседей. Нечеловеческая боль и тревога повисла над всей Фонтанной. Общая беда, борьба за жизнь под пулями и снарядами объединила всех соседей, где каждый молча подставлял плечо тому, кому было тяжелее. А теперь соседей, ставших родными во время боев, выселили, оставшиеся ждали, что их погонят следом.

Через некоторое время опустевшие дома заняли новые соседи, переселившиеся со всех уголков страны. Долго и тяжело привыкала к ним тетя Соня, да и не могла она понять, как люди могут жить в чужих домах, хотя и понимала, что происходит. Все понимала тетя Соня, а вот принять все это ее душа не позволяла.

Тревога за будущее своих детей не давала ей покоя, так как она уже не сомневалась, что ее ожидает та же участь, что и Марьям. Но надо было жить. Теперь уже с ощущением этой новой, грядущей беды. Тетя Соня снова училась жить.

Она очень трепетно ухаживала за могилками солдат, считала их своими, и потому все думали, что это её родные дети. Тетя Соня с ними разговаривала, когда никто не видел, рассказывала новости и сказки, читала им молитвы, пела песни. Вокруг росли тысячи цветов, на могилах каждый день лежали свежие, и помнится, постоянно стоял сладкий запах цветущей сирени.

Так и жила тетя Соня, вся в заботах. С утра до вечера трудилась она по дому, копалась в огороде. Однажды разнеслась весть, что высланные ингуши и чеченцы возвращаются. Это сообщила соседка Полина, которая жила со своей семьей в доме Марьям. С этой вестью и прибежала она к тете Соне, чтобы поделиться тревожной вестью. Так и сказала: — Соня, говорят, что этих бандитов возвращают, что же мы будем делать?

-Каких бандитов? Немцев, что ли? — не сразу поняла тетя Соня.

-Нет, чеченцев и ингушей.

-А с чего ты взяла, что они бандиты? — раздраженно спросила Соня. И ей стало обидно за свою соседку Марьям, которую так легко оскорбила Полина, за ее мужа Юсупа, который бил фашистов на фронте. Больше всего было жаль детей Марьям, на которых вот так вот, одним махом, клеилось клеймо.

-Не говори глупости. Никакие они не бандиты…- начала было тетя Соня, но Полина перебила ее: — Не зря ведь выслали! Просто так не выселяют! -прошипела Полина.

-У нас все возможно,- как можно спокойней, с трудом сдерживая себя ответила тетя Соня. – А не знаешь ничего, так не болтай и не клевещи!

— Я то что? Все говорят,- не унималась Полина.

— Судьба играет человеком!
Она изменчива всегда:
То вознесет его высоко,
То в бездну бросит без стыда! — продекламировала тетя Соня четверостишие одного известного поэта девятнадцатого века, ставшее афоризмом всей ее жизни.

А примерно через год после этого разговора с Полиной, вернулись из ссылки младшие дети Марьям. От них и узнала тетя Соня, что Марьям умерла в Северном Казахстане от туберкулеза, умер и старший сын, видимо заразившись от матери. Тетя Соня пыталась вспомнить его имя, но не смогла. А Юсуп, муж Марьям, так и погиб в боях за Москву и то письмо от него, которое носила Марьям у себя на груди, вероятно и было последней весточкой от него.

Каково же было удивление сыновей Марьям, Али и Юнуса, когда тетя Соня попросила их забрать у нее мельницу, что когда-то холодным февральским утром принесла ей Марьям. Оказывается, они и не знали о ней.

Тетя Соня, как зеницу ока берегла ее и верила, что хозяева вернутся. Верила, хотя многие из высланных уже потеряли надежду.

Однажды тетя Соня потребовала, чтобы солдат из сада перезахоронили в братскую могилу, а мужа — на кладбище. Долго шла тетя Соня за траурной процессией, одна, сразу за почетным караулом, до самого конца улицы. А потом молча повернулась и медленно, словно опустошенная, пришла домой. А ночью ее не стало. Говорили, что не выдержало сердце. Наверное, неправда. Тетя Соня все могла, а тут…

У тети Сони не было правительственных наград, и никогда она не участвовала в парадах и торжествах. Жила для детей, внуков и соседей. Тетя Соня была центром их жизни: вместе с ними шила, выбивала на машинке красивые абажуры, ремонтировала обувь, лечила заболевших, выращивала цветы, овощи и фрукты и щедро раздавала всем.

Хоронил тетю Соню, казалось, весь город. Не было ни речей, ни торжества похорон. Прожившая незаметно, в тени великих событий, она и уходила незаметно. Только все жители городка, старые, молодые, дети провожали ее, и каждый думал, что произошла страшная беда. Все люди вокруг, тысячи людей казались сейчас такими беззащитными…

Они шли парами и группами, в одиночку, молча, а некоторые, напрямик, не разбирая дороги, через колючки и высокую траву. Слезы, не сдерживаемые, тихо катились из глаз почти у всех. Мало кто их вытирал.

Похоронили ее рядом с мужем, вдали от дома и сладковатого запаха сирени.

Тетя Соня после долгих лет мытарств нашла покой в благодатной Малгобекской земле.

Тетя Соня после горестной разлуки вернулась к мужу.