Жизнь земную нужно тратить на жизнь вечную

В Центральной мечети Сунжи он всегда в первом ряду. Оно и не мудрено. У ингушей уважают возраст. А людей, которые могли бы соперничать с ним по этому критерию, трудно найти в этот момент не только в храме, но и на территории всего Сунженского района. 

В 1913 году произошло много интересных и важных для мировой политики и экономики событий. Таких, например, как празднование трехсотлетия дома Романовых в России, в Лондоне одна за другой проходили демонстрации за равенство избирательных прав между мужчинами и женщинами, по знаменитому Панамскому каналу проплыло первое судно. Это те самые события, которые в сознании нашего с вами современника никак не связаны с таким явлением, как Новейшая мировая история. Романовы, заключение Тройственного союза, Балканские «разборки»… Когда все это было, кажется нам.

Но среди нас живут люди, которые живыми узами связывают нашу эпоху GPS-навигации и сверхтонких компьютеров с временами первых автомобилей и отсутствия даже в законодательстве Великобритании равного избирательного права для мужчин и женщин. Один из таких людей Эльберд Евкуров, появившийся на свет в годы этих грандиозных исторических событий в далекой кавказской глуши – высокогорном ингушском ауле Ольгетти.

Дедушка Эльберд родился в семье трудолюбивого и очень набожного ольгеттинца по имени Элбазар. Трудолюбие Элбазара по-настоящему было вознаграждено, когда, спустя годы после рождения Эльберда, ингушам вновь позволили расселиться на равнине, в занятом на время казаками, Ангуште. На скалах, будь ты хоть трижды усерден и работящ, больших урожаев не соберешь. А здесь хоть пот не зря проливаешь. Но и этому благополучию вскоре пришел конец. Советской власти работящий Элбазар пришелся не по душе, и, навесив ярлык «кулак», его вновь выселили в горы.

О том, какие разные эпохи в жизни нашего народа застал дедушка Эльберд говорил и такой незначительный эпизод из нашего разговора со старейшиной.

— На ту свадьбу мы поехали семеро. И вот заезжаем мы во двор семь всадников.., — начиналась одна из историй дедушки Эльберда. И я сразу представил эту картину. Семь лихих джигитов мчатся по извилистым горным тропам на свадьбу к родственникам. Они шутят, смеются, спорят о том, чей скакун лучше. Для нас это безвозвратно «ушедшая натура». Для моего же собеседника это часть личных воспоминаний и эмоций.

Самая горькая часть воспоминаний для старейшины – годы депортации. Большинство из тех, с кем мне в разные годы доводилось говорить о высылке, это были люди, которые на момент репрессий были максимум подростками. Они помнили о лихолетье, но в памяти оно запечатлелось как некая неизбежная данность. Эльберд же был взрослым человеком, понимавшим, что так не должно быть, что так с собственными гражданами не поступают.

В годы депортации Эльберд Элбазарович был уже отцом семейства. В 1944-ом ему исполнился 31 год. Его зрелое сознание в мельчайших подробностях запечатлело картину выселения. В его рассказе о событиях февраля 44 года часто возникают длинные и горькие паузы. Старейшина силится сдержать волнение и затихает, но проступающие на глазах слезы выдают его состояние. В ссылке Эльберд Элбазарович потерял много близких родственников. Но особенно ему горько вспоминать о судьбе тех, кто ушел из этого мира, не оставив после себя даже потомства, которое могло бы вознести за усопших к Аллаху мольбу, совершить ради них саг1а. Память о них настолько дорога и значима для старика, что эту заботу он добровольно взял на себя. Он может провести в час утренней молитвы на молитвенном коврике час, а то и два, читая за них ду1а и повторяя им во благо тасбихь, говорят домочадцы.

— Мне иной раз кажется, что Аллах для того меня и держит на этом свете, чтобы я для покойных вознес в их честь молитвы, — говорит дедушка Эльберд. И в ссылке, и дома Эльберд Элбазарович преимущественно занят был на сельхозработах. Но была еще и огромная общественная нагрузка. Почти пятьдесят лет он выполнял роль туркха, сначала в Казахстане, а затем в родном Ангуште. Какую важную для сельчан миссию выполнял этот человек, не мне рассказывать. «Свободного времени почти не было», — вспоминает старейшина. Впрочем, дедушка Эльберд до сих пор в строю, но уже в роли рядового мюрида. Почти ни один зерат-бийса в Орджоникидзевской не обходится без этого верного последователя вирда Кунта-хаджи. И это — несмотря на такой преклонный возраст.

У Эльберда Элбазаровича давно подрастают внуки. Он воспитал трех сыновей и одну дочку. Все эти годы рука об руку прошла вместе с ним его верная спутница жизни, замечательная ингушская ц1ен-нана и добрая мусульманка Басрат Ёвмарзиевна Лолахоева. Их разница в возрасте была совсем невелика. Бабушки Басрат не стало буквально несколько лет назад. Эту потерю старейшина перенес, как и подобает ингушскому мужчине и настоящему мусульманину, с достоинством и смирением.

— А кто останется? Все мы когда-то покинем эту землю, и даже те, кто задержался на ней больше других, — говорит дедушка Эльберд.

В роду Эльберда Элбазаровича людей, перешагнувших вековой рубеж, по его словам, если и было, то немного. Дедушка Эльберд благодарит близких и односельчан за уважение к своей личности. Впрочем, не приходится сомневаться, что оно зиждется не только на уважении к почтенному возрасту Эльберда Элбазаровича. Он знает секрет того, как его заслужить, и он гениально прост: «Надо знать, что сказать, и о чем промолчать, стараться быть честным и снисходительным».

Чувствует ли Эльберд Элбазарович груз прожитых дней, кажется ли ему его пребывание в этом мире затянувшимся и обременительным путешествием, спросил я старейшину. В ответ, с улыбкой, он напомнил мне притчу о человеке, прожившем пятьсот лет и сказавшем перед смертью, что жизнь пролетела так быстро, будто он только что вошел в одну дверь и через мгновение выходит в другую. И добавил: «Жизнь скоротечна, и время неумолимо. И самым лучшим советом для живущих будет призыв тратить его с пользой. В первую очередь с пользой для той, настоящей жизни, которая наступит после конца земной суеты».