«Когда людей много, они всё могут!»

В романе  И. Базоркина есть очень интересный момент: «Все участники свадьбы разом двинулись в воду. Река кинулась на них чёрной яростью своих глубин. Волны доходили до самых седел. Но людей было много, они крепко держались друг за друга, и вода отступила… Когда людей много, они все могут!» – многозначительно добавил автор. Он вспомнился мне, когда я слушала удивительную историю братской взаимопомощи и поддержки между людьми в тяжёлые годы депортации.

— Я ценю каждый день, прожитый сегодня, и безмерно рад всем переменам в республике, — говорит Магомет-Тагир Барахоев, вспоминая своё детство, которое прошло в ссылке.

— Мы жили в Кокчетавской области, село Заря. Надо сказать, что к переселенцам здесь отношение было терпимое. Мы не ощущали со стороны местных жителей особой враждебности. Село небольшое — жили русские, казахи, семья украинцев и ингуши. По приезде в село нам дали и паёк, и каждой семье по четыре барана. Но время всё  же было голодное. И местные жители, и мы бегали на поле, собирали после уборки урожая колосья. А зимой, там, где стоял стог соломы, подбирали вместе с землёй зёрна, промывали их дома и делали из них муку или варили кашу.

Я помню, когда нас высадили на станции в 44-ом году, стоял лютый мороз. Я был очень худощавым мальчиком, мне шёл восьмой год. Мой дядя посадил меня на колени и завернул в свою бурку. Даже сегодня, вспоминая этот день, чувствую себя неловко. Я считал себя очень взрослым, и сидеть на коленях дяди было для меня ниже достоинства. Я всё ёрзал, ёрзал, а он всё спрашивал: «Не замёрз?» И даже тут, несмотря на то, что холод пронизывал меня до костей, мне стыдно было признаться в этом. Я помню, как сознание покидало меня. Дядя заметил моё состояние и как поставит меня на ноги. «Беги! — приказал он мне, полусонному. – Беги тебе говорят!» А я хочу сделать шаг,  но падаю с ног. Стараюсь встать, шаг, другой, и опять падаю. И так несколько раз. Тут дядя схватил меня, завернул в бурку и стал тереть как котёнка, пока не порозовели мои щёки. Потом поставил на ноги и приказал идти вперемежку с бегом.

В ссылке разное случалось. И голод, и страшные бураны, и холод — смерть ходила рядом. Радостные дни тоже бывали. Но вот единство народа, сплочённость ощущались как-то по-особенному. Помню один случай. Было это после известного указа об ограничении передвижения спецпереселенцев.

В гости к нашим родственникам Джугутхановым из Кустанайской области (это 200-300 км) приехала сестра хозяйки. Звали эту девушку Мадн, ей было где-то лет 16. Но тут вышел тот самый указ, от 26 ноября 1948 года, «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдалённые районы Советского Союза в период Отечественной войны», который гласил: «В целях укрепления режима поселения для выселенных Верховным органом СССР в период Отечественной войны чеченцев, карачаевцев, ингушей, балкарцев, калмыков, немцев, крымских татар и др., а также в связи с тем, что во время их переселения не были определены сроки их высылки, установить, что переселение в отдалённые районы Советского Союза указанных выше лиц проведено навечно, без права возврата их к прежним местам жительства. За самовольный выезд (побег) из мест обязательного поселения этих выселенцев виновные подлежат привлечению к уголовной ответственности. Определить меру наказания за это преступление в 25 лет каторжных работ».

Комендатура обходила тогда каждый дом, проверяя и уточняя списки спецпереселенцев. Когда пришли в дом к той самой девушке в Кустанайской области, то ее мама сказала, что дочка поехала в гости к сестре в Кокчетавскую область. Подобную информацию проверяли в те годы безотлагательно. Когда представители комендатуры пришли к Джугутхановым, сестра, испугавшись и не зная, что им ответить и как правильно поступить, солгала, сказав, что не видела сестру в глаза, и к ней она не приезжала. В результате был объявлен всероссийский розыск.

Всё село, а называлось оно – Ефремовка, ингуши, и даже представители других национальностей, в числе, конечно же, друзей, скрывали девушку от сотрудников НКВД. Обыски проходили порой на дню по 2-3 раза. Они знали, что девушка где-то здесь, но вот обнаружить её не могли. Мне, по прошествии долгих лет, кажется: а может, и не хотели особо. Ведь человеческое тоже им, наверное, было не чуждо. Ведь причины-то отправлять девушку на 25 лет каторжных работ особой не было. А мы всем селом перепрятывали её — то одна семья забирала, то другая, и так практически целый год. И где ей только не приходилось отсиживаться: в погребах, в чуланах, на сеновалах, в ящиках, на крышах домов… Как-то рано утром в дверь сестры, где девушка спала в эту ночь, постучали энкавэдэшники. Сестра не растерялась. Она в последний момент успела юркнуть к ней в постель, накрыла свернувшуюся в клубок девушку  одеялом и приложила ребёнка к груди. Пронесло.

— Постучали в дверь, а было уже за полночь, — вспоминает Мохмад Измайлов, бывший житель этого села (ныне он проживает в с. Куртат Пригородного района), — Мадн в этот день была у нас. Я тут же приоткрываю крышку ящика для хранения зерна, а он служил нам и кроватью, и буквально утапливаю её в зерне, сам же расстилаю сверху постель и укладываюсь. Солдаты, спросив у нас, не прячем ли мы девушку, предупредив, что в случае чего нам обоим грозит 25 лет тюрьмы, осмотрев все углы (а комнатка-то одна, и то малая), ушли. Опять пронесло, Аллах миловал.

И так наступило лето. Было решено привести её к нам, за 18 км, в село Заря, чтобы переправить в с. Сындыктав Акмолинского района, где родственник Хож-Ахмад Бузуртанов, будучи шофёром и имея право на передвижение, должен был её довезти до станции Акбасар. Я хорошо знал дорогу от нас до Сындыктава (а это было 50 км) и вместе с Макшарипом Джугутхановым взялся сопровождать её. Мне в то время было лет 11, а Макшарипу 12. Девушке остригли волосы, надели на неё короткий сарафан, чтобы походила на русскую девушку, и мы отправились в дорогу. Мы не шли, а бежали: надо было успеть добраться дотемна, да и дорога была опасной — могли заметить. Временами отдыхали. Прятались в лесном массиве, заслышав топот копыт или скрип повозки.

 К вечеру добрались до места. Уже оттуда, под видом своей сестры, повёз её русский парень, напарник Бузуртанова, до Акбасара и посадил на поезд, договорившись с проводницей высадить её на станции Перекатное. Откуда ей тоже ещё нужно было пройти достаточное расстояние. Не знаю, что там с ней было дальше, но к нам, спустя 2-3 месяца, пришло благодарственное письмо, из которого мы узнали, что она успешно добралась до дома и даже избежала наказания. По приезде домой, как оказалось, её поспешно выдали замуж за парня из рода Долаковых, после чего она с повинной явилась в комендатуру, сказав, что убежала замуж за возлюбленного, потому что родители были против этого брака, вот и пришлось прятаться, пока они не успокоились и не дали своё согласие. А комендатура негласно приветствовала любой вызов традиционным канонам, который усматривался в поступке девушки. Живёт она сегодня в Малгобеке. У неё большая семья, внуки.

— Горе сплачивает людей, творит чудеса, — заключает Магомет-Тагир, — то ли Всевышний, послав испытания, помогает им, то ли в людях особо остро пробуждается человеческое начало. Но именно это помогла нам выжить в те суровые годы.

«Когда людей много, они всё могут», вспомнились мне слова из романа.