Военный билет Джабраила Дударкиевича Харсиева

Из воспоминаний Джабраила Харсиева, по рассказу внука Магомеда Харсиева:
«…В Казахстане, по прибытии на место депортации, нас расположили при клубе. Я хорошо владел русским языком, был образованным и потому взял организационные вопросы на себя. Оказавшись, таким образом, в кабинете у председателя колхоза, я отказался сесть за стол, где стояла похлёбка, сославшись на то, что старший брат сидит в коридоре и мне не пристало, по обычаю, рассиживаться здесь за столом. Так слово за слово я стал рассказывать о своей жизни, об обычаях, о том, что воевал. Тут женщина, что убиралась в кабинете, бросила через плечо: «Да брешет он всё. Что вы его слушаете». Она меня очень оскорбила, словно пощёчину дала. Я достал из кармана печать, которая осталась у меня от колхоза «Коминтерн» села Базоркино (он всегда носил её с собой в кармане, в целях безопасности. Дело в том, что перед самой высылкой Джабраил был и. о. председателя колхоза, пока бывший находился под следствием, — прим. М. Х.), и поставил тут же оттиск на газете. Все переменились в лицах, стали разговаривать более вежливо. Вынесли хлеб и родственникам, которые ждали в коридоре. «Да как такое возможно, — говорила уже та женщина, — да нам же сказали, что вы бандиты, головорезы». Ну, думаю, теперь всё будет хорошо. Нас определили на квартиру к хорошей семье.

На следующий день ко мне пришёл военный комендант с солдатами. Давай, говорит, сдавай свою печать и кинжал. Про кинжал как они узнали, не знаю. Видимо, втихаря порылись в моих вещах. Пришлось отдать. Но их надменное, предвзятое отношение ко мне я тяжело переносил и потому решил их как бы призвать к совести или, скорее, к пониманию, к солдатской солидарности. Я и говорю, мол, ребята, я ведь служил и воевал на фронте, имею награды и ранение. В качестве доказательства я достал свой военный билет, где были отмечены награды и мои заслуги. «Разберёмся», — сказал комендант и забрал его у меня. Я попытался было возразить, потребовать обратно документ, но меня и слушать не стали. «Разберёмся, — сказал он ещё раз, — завтра придёте в комендатуру». Ни завтра, ни послезавтра, ни потом военный билет мне так и не вернули. Отношение же к спецпереселенцам ужесточалось с каждым днём. Коменданта скоро перевели в другое место. А с новым у нас завязались дружеские отношения, он восстановил мне новый, чистенький билет, без наград и заслуг.

Когда я вернулся домой на Кавказ, захожу в сельсовет нашего села, которое уже переименовали в Чермен, а там девушка лет 18, я ей показываю свой билет, говорю, что воевал, что мой настоящий военный билет утерян. А она мне, соплячка, в ответ, ты что, мол, дед, сочиняешь, разве ингуши воевали? С тех пор я никому не говорил ни о своём участии, ни о заслугах, ни о ранении. Вон он там валяется, — показал небрежно дед на сейф, — пустой, без заслуг, без медали, абсолютно пустой…»

Вспоминает его племянник Суламбек Харсиев:

— Я расскажу то, что помню из его же рассказа. «Это было в Днепропетровской области в 1943 году. Мы были измотаны боями и попали в окружение, оказались зажатыми в плотное кольцо. Ночью стали пробираться к своим. Нужно было перебежать просёлочную дорогу, которая находилась под непрерывным огнём противника, ярко освещаемая прожекторами. Выбора ни у кого не было. Оставаться – это быть убитым или взятым в плен. Нас было много. Все разом, как вороньё, посыпались на другую сторону и сражённые пулями стали падать друг на друга. Смешались в кучу раненые и убитые, уцелевшие в этой мясорубке, прикрываясь этой «живой оградой», кто ползком, кто еще как перебежали на другую сторону. Вскоре всё утихло. Едва забрезжил рассвет, мы увидели идущего со стороны наших навстречу нам человека в военном плаще. Он шёл один через чистое поле. Вслед за командованием, все оставшиеся в живых потянулись в его сторону. Это был очень красивый, статный мужчина, довольно высокого роста, подтянутый, крепкого телосложения и при полном обмундировании офицера высшего ранга. На нём были высокие сапоги, но всё же он промок по пояс от утренней росы. Помню, как он представился – Рокоссовский. После небольшого разговора с командованием, он обратился к нам и показал село, что находилось в видимом обозрении. «Его надо взять, во что бы то ни стало, — сказал он. — Помощи в ближайшие сутки ждать неоткуда. Вы уставшие и голодные. А там, выбьем немцев, получим и провизию и отдых». Он всем своим видом внушал солдатам доверие и уверенность в успехе этой операции. Так и получилось. Мы штурмом взяли это село, в два счёта перебив всех немцев. Там меня и ранило в ногу и руку. Оттуда я был отправлен в госпиталь…»

Из воспоминаний племянника Хусейна Харсиева:

— Я увидел, как по дороге домой шёл ровным шагом мой дядя, возвращался с фронта. Помню, как кинулся к нему на шею, чтобы обнять его, а он отстранился, оберегая свою раненую руку. Помню, что он лечился в госпитале Владикавказа, потом работал в селе завхозом колхоза и меня иногда ставил охранять колхозный склад. И ещё, мало что рассказывал о войне.
Видно, боль от несправедливости по отношению к нему, воину, имевшему награды, получившему тяжёлое ранение, несправедливое отношение к его народу, отправившему на фронт своих сыновей и незаслуженно заклеймённому «врагами народа», надолго и глубоко засела в его сердце. Он редко рассказывал о том, что воевал. А уже потом многое ушло из памяти. Сегодня его потомки делают запросы в архивы, чтобы как-то восстановить ход его военной службы, восстановить его заслуги перед Родиной. В нашей памяти и всех, кто его знал, он всегда остаётся мужественным, полным чести и достоинства, благородства и непоколебимого духа.